«Русская пастораль»

  И все же, что ни говори, а Создатель не только пустил

человека в мир, когда приспело это по времени, а взял на себя

труд заботливо вести каждого, постепенно по жизни раскрывая

перед нами дивную гармонию мироздания. И ведь как мудро

устроено Им, что с самых колыбельных впечатлений нас

обволакивает чувство  первой любви к самому ближнему – матери,

когда оно у нас, еще почти слепых, может проявляться только

через вязкие родные запахи.  Постепенно расширяющееся вокруг

нас пространство Он неспешно заполняет близкими по крови нам

людьми – отец, дед, бабка, сестра, брат, тетка, дядька и прочие,

пеленающие нас нитями своего душевного тепла, а мы в ответ

следуем все еще нетвердыми своими шагами по невидимой

небесной тропе за колесницей наших предков к расплавленному

легкому золоту солнца, что позволяет нам позже с этой защитной

атмосферой любви с тревогой и настороженностью вступать

в общение с другими людьми. Удивительно, но все это время,

вплоть до возраста Адама и Евы, вся остальная природа

 (животный и растительный мир), тоже созданная Творцом,

представляется нам фоном, на котором  мы гипнотически вовлечены

Господом Богом исключительно в познание красоты человеческих

отношений, и где Прародитель заботливо оберегает нас

от разрушающих душу злых начинаний Дьявола. Но вот, наконец,

каждая наша пара в Райском саду предстает перед Ним, и

Создатель произносит: "Живите и плодитесь, дети мои!

Но не вкушайте плодов дьявольского древа познания и сладострастия!".

Так Он по сути выдал нам аттестат зрелости, но почти каждый из нас,

за исключением блаженных, оказался двоечником: как только Господь

покинул нас ненадолго,  дьявол в обличии прекрасной змеи

уговорил-таки нас вкусить запретный плод. Тут же по жилам нашим

потек тяжелый дьявольский свинцовый расплав, и мы были позорно

выдворены из Райского сада, и впереди каждого из нас в душах

наших ждала извечная борьба Добра и Зла. Эх, Эдем, Эдем –

благодатная Красная Земля! Божий гнев стер из памяти нашей

всякий след к этим прародинным местам, изобиловавшим сочными

плодами, диковинными зверями, где в синих горах и темных

прохладных лесах никогда не смолкали переливчатые трели

неисчислимых пернатых тварей. Вся жизнь наша земная стала

мучительным поиском этого уголка земли, где человек растворяется

в гармонии с божественной природой мироздания. Даже в снах

своих мы редко видим эти прекрасные речные долины с осенним

разноцветным буйством садовых даров, клонящих к земле тяжелые

ветви янтарных плодов смоквы, кроваво-красного граната,

телесно-нежного персика, прозрачно-налитой сливы. В высоких

луговых травах там лениво бродят сытые овечьи семьи в окружении

многочисленных бело-розовых своих быстроногих агнцев.

В нравственных терзаниях душа наша гонит нас в бескрайний

иссушающий зной  дьяволовых пустынь, пройдя через которые,

мы надеемся, в конце концов, придти в Эдемово царство.

Но где же  искать-то его: в крутых ли горах  между библейскими

озерами Ван и Урмия, откуда со свирепым грохотом вырываются

мутные воды Тигра и Евфрата, быстро затихая и просветляясь

в долинах на долгом пути к Земле Обетованной. Или искать надо

совсем далеко на востоке,  в незнакомой Индии –  в горных

истоках Ганга, а может и вовсе на просторах милой сердцу

сказочной Средне-русской равнины, аль на прохладно-озерном

чухонском Северо-Западе. В метаниях по горячим пескам

нравственной пустыни проходит вся жизнь наша, и в конце

безуспешных поисков своих, взобравшись на последний холм,

мы оглядываемся на пройденное и обнаруживаем вдруг, что

тропинка-то наша протоптана двумя путниками, а местами –

неверными шагами одного человека. Подслеповатыми

старческими глазами взираем мы на небо с беззвучными

от слабости словами укора:

- Ты же обещал, Господи, что будешь всегда рядом со мной,

  а по следам я вижу, что ты покидал меня как раз в самые

   тяжелые дни мои.

 - Нет, не прав ты, сын мой! В дни невзгод твоих я нес тебя

по пустыне  на руках своих, и ноша для меня была тяжела,

и шаги мои были  неверными.

 Должно быть, не там искали. Ну, что же, отправимся тогда

за Божьей благодатью в чухонский озерно-болотный край.

Здесь  человек редко с одинаковой радостью принимает и

пушистые узоры зимнего леса со снежком, слегка

поскрипывающим по утреннему первопутку, и поражающие

после зимнего безмолвия неожиданно оглушительные голоса

первых птиц, весело терзающих из-под слежавшегося снега

прелую листву в поисках вкусных личинок, ну, и сытое летнее

жужжание пчел, пикирующих на дурманящие своими запахами

полевые цветы. Этот распаренный дурман заставляет вас прилечь

на теплую землю и, вдыхая запахи, тихо, блаженно стонать.

Однако,  короткое северное лето припасает в конце июня

неделю – другую, когда здесь по светлым белым ночам в самую

пору разворачиваться таинственным новозаветным событиям

на берегу нерукотворного ли озера иль живописного пруда,

сотворенного каким-нибудь неизвестным мастером на радость

своим сельчанам. Вы лежите на еще неостывшей траве,

всматриваясь через спокойную водную гладь на дальний островок,

из кустов которого выстреливают металлические трели соловья.

Их звуки не рассеиваются во влажном воздухе, а стремительно

бегут по плотной озерной глади, и вам кажется, что птаха

радостно заливается где-то совсем рядом с протянутой вашей

рукой, а поверхность этой воды кажется твердью, по которой

вы легко, словно посуху, можете добежать до того самого

соловьиного островка. Напряженное ожидание, и из ночного

сумрака через парной туман     выплывают силуэты ладьи

с Учениками на веслах и их Учителем за рулем и пристают

к соловьиному острову. Совсем неслышны с того островка

их глухие голоса, но долгая беседа завершается в предрассветную

пору, когда Учитель в белых ниспадающих одеждах, наконец,

задумчиво зашагал по водной глади куда-то в сторону

золотисто-медного восходящего солнца.

   Чухонская осень всегда поражает и своей достаточностью,

и переходами цвета от устало зеленого до буйного пожара кленов.

В этом  осеннем вулканическом цветовом извержении природы

всегда с особым трепетом ждешь прихода нескольких дней

необычайной тишины в природе, которая   никогда не нарушается

ни ветрами, ни ливневыми дождями. Воздух насыщается влагой,

висящей в нем, как туман, и на лесной или парковой тропе

ты радостно подставляешь лицо мягко освежающей измороси.

Несколько дней такой благодати всегда предваряются колючими,

холодными ветреными и проливными дождливыми днями, после

которых бывает больно смотреть на разворошенную траву

с безвольно надломленными  стеблями и отдающую холодным

устойчиво-ржаво-зеленым цветом. Но не беда, скоро, через день,

два поляны с истерзанной травой покроются богатым ковром,

сотканным дикой фантазией природы из листьев самой разной

гаммы цветов - от бледно-янтарного до вишневого,

а в промежутке даже кровавого.

     В эти мягкие,  благостные дни вашу душу пронизывает

особое возвышенное состояние. Сперва  просто радуешься

наступлению этой поры и, не задумываясь, отдаешься

захлестывающему урагану эмоций. Позже, в зрелом возрасте,

начинаешь делать безуспешные попытки разобраться в природе

этого осеннего трепета, и только в закатные годы не как-то робко,

а яркой молнией вдруг осеняет и во всех красках начинает

блистать истинная картина медленно заполняющей все

окружающее пространство золотой осенней благодати.

    Можно в спокойном повествовании погружаться в красоту

явления, расцвечивая его спокойными и убедительными

аргументами, но почему-то хочется оглушительно закричать:

история этих трех – четырех дней берет начало от первородного

грехопадения прародителей наших Адама и Евы. Почему же этот

известный ветхозаветный факт, пусть и сказочный, мог  произойти

в Райском саду именно в эти дни трепетного ожидания волшебства.

В этой истории есть хорошая подсказка – яблоко, протянув которое

своему возлюбленному, Ева вовлекла его в сладостный грех.

Ну, протянула, так протянула, а в чем здесь подсказка?

Да могла ли она протянуть Адаму кислое, терпкое до горечи,

или пресное, одним словом, несладкое яблоко –  нет, никогда!

Но яблоки наливаются сладостью как раз перед этими днями,

когда их слегка прихватит морозец. Он же ослабляет сцепление

янтарно-желтых листочков с веточками, что вот–вот должно

привести к медленному, ленивому падению листвы, а там еще

день – полтора и земля покроется пушистым золотистым одеялом.

Листвы на деревьях все еще остается так много, что кроны

продолжают гореть, время от времени отпуская в свободное

падение огненные лепестки и создавая впечатление

золотисто-пожарного дождя между высокими кронами и землей.

Наши исторические любовники, опьяненные красотой волшебного сада,

кружились в танце, лазали по деревьям, катались по земле,

покрытой мягким одеялом. Продолжалось это до тех   пор, пока не было

сорвано то самое яблоко, от сладостного и греховного яда которого

забушевал огонь в крови Адама и Евы, и они надолго исчезли

под золотистым одеялом у раскидистой яблони.

    Трепет, охватывающий многих в эти осенние сказочные дни,

похоже, есть не что иное, как генетический трепет, протянувшийся

через многие тысячелетия, от события, случившегося в самые первые

дни любви наших прародителей. Европейские варвары придумали свой

праздник любви в самую зимнюю стужу, обставляя это священное

таинство по скотски, как, впрочем, и подобает варварам, расстилая

матрасы в сараях, да и на улицах, и устраивая массовые оргии.

И выбор времени их массовки и животный половой коллективизм

этого действа вызывает решительное неприятие и отрицание

языческого скотства.

      В жизненных хлопотах и ежедневной суете в людях

иссушается физическая и нравственная суть. Дабы противостоять

этому, прародители наши мудрые украсили жизнь свою и потомков

ожерельем светлых праздников, очищающих душу и плоть

от бесовского огня и грязи, которые дьявол с  ожесточением

вселяет в человека через смущающие ежедневные общения

с окружающими людьми. От одного только перечисления

православных праздников испытываешь волнение:

Рождество Христово, Крещение, Сретенье, Великий Пост,

Христово Воскресение, Троица. По вековым традициям

отправлялись из наших студеных краев паломники, кто пешим,

а кто и на  перекладных, в жаркие земли племен Израелевых,

чтобы в эти праздники прикоснуться к местам и  следам  ветхо-

и ново-заветной истории в поисках  Эдема и Гефсиманского сада,

Тивериадского озера, совершить омовение в Иерихоне, пройти путь

от Вифлеема до Иерусалима и до печальной Голгофы и возвратиться

домой с просветленными душами.

   А теперь отправимся из Чухонского края  в сторону Средне-русской

равнины. Валдай. Окрестности Иверского монастыря. Местность вокруг

холмистая, обильно поросшая кустарником, а над кустами устремляются

ввысь стройные березки. Тонкие березовые веточки колеблет слабый

ветерок, приводя на них в трепет блестящие зеленые листочки.

В веселом танце березовых крон телега ваша взлетает

на очередной холм, и над березками вдруг появляются

купола храма, которые плывут над деревьями вслед за телегой

с холма на холм. Если остановить телегу, то прекращается и пляска

куполов – они останавливаются как вкопанные. Ритмичное по ветру

раскачивание веток берез придает какую-то лихость хороводной

радости куполов. Правда, чего-то не хватает в этом празднике

православного духа. Да, действительно, не увенчаны купола

пронзительными золотыми крестами, попирающими турецкий

полумесяц, да и веселый колокольный перезвон заглушен был

большевиками. Понимали, однако, великие мастера Новгородских и

Тверских земель как привечать паломников, да и Создателя,

к своим храмам, растворяя их архитектурные ритмы в веселом

буйстве родной природы.

  Вид одиноко стоящих березок, как и вкрапленных в смешанное

чернолесье, вызывает жалость своей сиротской неухоженностью,

какой-то угрюмостью, будто стесняется бедняжка своей угловатости.

Она являет собой редкий случай, когда прелести красавицы

раскрываются только в окружении хоровода таких же красавиц.

Можно долго-долго не понимать поэтических восторгов образами

березок пока перед глазами не предстанет до самого горизонта

сказочная картина тонкоствольных красавиц. При этом перед вами

тот тип красоты, который не подавляет вас своей тяжестью,

а неизменно вызывает возвышенную радость от обрушившегося

на вас океана красоты, в котором вы, кажется, вот-вот захлебнетесь,

и  каждое время года непременно вносит свою трепетную

неповторимость в их красоту: весной, при малейшем ветерке,

легкие ветки крон соседних красавиц, переплетаясь, образуют

хоровод, в котором нежно-белолицые красавицы с томно начерненными

ресницами пускаются в пляс, все ускоряющийся по мере убыстрения

вашего бега, и так, пока вальсирующий лес не свалит вас в пахучую

молодую траву; летом сочная трава, фосфоресцирующая после дождя,

и окрепшие кроны с блестящими лепестками создают как бы

пастбищный ковер, на котором, помахивая черными хвостиками и

игриво бодаясь черными же рожками, пасутся бело-розовые ягнята,

ну, просто родные братья и сестры тех самых агнцев Божьих

из Райского сада, что лежит где то далеко, за синими горами

и за темными лесами; первые же осенние дожди смывают

с поникших тонких веток крон пожелтевшие листья, утепляя

мягким слоем листьев нежные корни березок, и совсем добела

отмывают красавиц перед долгой зимой, чтобы с мягким хрустом

первого снега набросить на плечи царственных красавиц

роскошные и теплые горностаевые мантии; проходя холодным

зимним днем мимо рощицы, каждый раз невольно хочется подойти

к гордой, нарядной красавице и прижаться озябшей щекой

к ослепительно белому, теплому, нежному наряду ее.

Такой вот наш национальный символ красоты подарен был

Творцом жителям Подмосковной земли, сказочного

Мещёрского края, и который изредка встречается в окрестностях

Твери и Новгорода, но все это не входит ни в какое сравнение

со сладостным столбняком, охватывающим при виде россыпей

березового хрустального царства неподалеку от деревеньки

Песочня, что на Брянщине. Чем же заслужили они такое

расположение Учителя? А может, этим знаком помечено

место Его Второго Пришествия? Ведь издавна на Руси,

как говорил лет 20 назад известный поэт,

 "купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь

замечал", а в златоглавой, белокаменной столице, да и

во Владимиро – Суздальской, Новгородской землях их больше,

чем где-либо.  Вот и пометил, должно быть, Создатель своим

вниманием эти земли, однако, не скорый, похоже, путь лежит

к этим местам у Него. Многим испытаниям подверг Он народ

страны, да и сейчас продолжает посылать страшные кары

небесные православному люду.  

  Выдержат ли они эти жестокие испытания или исчезнут в Лету?!

      Помогай, помогай же нам,  Бог!!!